Статьи

Стихийное крестьянское выступление в Гжатском уезде Смоленской губернии в ноябре 1918 года (журнал «ГОДЫ», 2010, № 1)

Глава из готовящейся книги «Красный террор на Смоленщине: Краткая хронология событий. Жертвы. Статистика. Документы» (рабочее название). Ссылки на архивные источники в данной публикации опущены.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Октябрь и первая половина ноября 1918 года в Смоленской губернии были относительно спокойными. У нас снова есть возможность показать это. И опять-таки — на примере Гжатского уезда — в Государственном архиве Смоленской области сохранились понедельные отчётные документы Гжатской чрезвычайной комиссии.

Согласно «СХЕМЕ Недельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контр-революцией, спекуляцией и преступлением по должности с 1-го октября по 8-е октября 1918 года», местной ЧК не было открыто каких-либо дел. В указанный период не осуществлялись аресты за преступления по должности и за спекуляцию. Однако были арестованы 4 человека за контрреволюцию: Григорий, Алексей, Фёдор, Михаил Шорниковы, все хлебопашцы.

Отдельного донесения, в виде документа, за следующую неделю, очевидно, вообще не было — на всех четырёх экземплярах отчёта за первую неделю октября имеется следующая помета: «Примечание: с 8-го по 15 октября без перемен». Можно предположить, что в данный отрезок времени Гжатской ЧК новые дела не заводились и аресты не производились.

Из «СХЕМЫ Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 16-го по 22-ое Октября 1918 года. -« мы узнаём, что за указанный период уездной ЧК было открыто 3 дела, количество арестов за преступления по должности составило 5, а количество арестов за спекуляцию — 3. Все арестованные, как зафиксировано в отчёте, «средне хлебо пашцы». Арестов за контрреволюцию не было.

В «СХЕМЕ Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 23-го Октября по 1-ое Ноября 1918 года. -« отмечено, что за неделю комиссией было открыто 2 новых дела, за контрреволюцию был арестован 1 человек, арестов за преступления по должности и за спекуляцию не было.

Арестованным за контрреволюцию оказался священник из Липецкой волости Николай Сеньковский. В отчете об этом указано коротко — «ВЪ Липетской Волости арестованъ священникъ Н. СЕНЬКОВСКIЙ». И далее сообщалось: имело место «к[онтръ]-революцiонное выступленiе», вызванное «КУЛАКАМИ И КОНТРЪ-РЕВОЛЮЦIОНЕРАМИ», но кто руководил — «НЕИЗВЕСТНО». Было «Покушенiе на Волостного Военнаго Комиссара неизвестными лицами, которые и скрылись; производится разследованiе». Чуть позднее, приблизительно 18 ноября, в Гжатске был расстрелян Евгений Сеньковский, о котором совсем нет никакой информации. Связаны ли как-то между собой эти две репрессии, являлись ли названные лица близкими родственниками — сведений в архивах пока не обнаружено.

Согласно данным «СХЕМЫ Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 1-го по 7-ое Ноября. с/г. -«, новые дела уездной ЧК не открывались, арестов за преступления по должности и за спекуляцию не было. Зафиксирован 1 арест за контрреволюцию, арестованным значится «Егоръ Архиповичъ АРХИПОВЪ», «Среднiй крестьянинъ». Чекистами констатировалось в документе, что «Общее политическое положенiе уезда» «Спокойное», контрреволюционных выступлений в регионе за отчётный период не было.

В «СХЕМУ Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 7 по 15-го Ноября с/г. -« внесены сведения о двух арестах «За контръ-революцiю» — были арестованы «Климовъ Дмитрiй» и «ГЕРОЕВЪ Яковъ». Среди арестованных за преступление по должности числится «ОЛЕНЕВЪ Евгенiй». Все арестованные указаны как «Средн.[ие] крестьяне». Арестов за спекуляцию в отчётную неделю не зафиксировано, новые дела комиссией не открывались. Снова указано, что общее политическое положение в местности спокойное, контрреволюционных выступлений в уезде за вторую неделю ноября не было.

Статистика основных показателей Гжатской ЧК
за период с 1 октября по 15 ноября 1918 года

ПериодКоличество открытых делАресты за преступления по должностиАресты за спекуляциюАресты за контрреволюцию
1−8 октября0004
8−15 октября0000
16−22 октября3530
23 октября — 1 ноября2001
1−7 ноября0001
7−15 ноября0102
Всего за октябрь — 15 ноября 5 6 3 8

***

В «Месячном отчете Совета Крестьянских, Рабочих и Красно-Армейских Депутатов Гжатской Коммуны за Ноябрь месяц 1918 года» 21 декабря сообщалось (по подчинённости — в Смоленск и в Москву), что с 1 ноября и по 1 декабря в городе Гжатске и Гжатском уезде чекистами было арестовано 433 человека — !!! В данном документе перечислялись фамилии и имена шести расстрелянных по политическим обвинениям граждан Гжатска: Алексей Беликов, Кузьма Головненков, Абрам Журин, Евгений Сеньковский, Василий Тюрин, Абрам Цидлин.

В «Недельном отчете Гжатского Уездного Совета Крестьянских, Рабочих и Красно-Армейских Депутатов за время с 1-го по 8-е Декабря сего 1918 года» утверждалось, что «Общее политическое положение в уезде в данный момент спокойное. Было контр-революционное выступление, которое ликвидировано — производится разследование» (пункт 6). И далее, пункт 12 этого же документа: «Аресты, разстрелы и карательные экспедиции имели место в Гжатском уезде и в городе».

А в «Схеме Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 1 декабря по 7 декабря 1918 года», на основании которой и составлялся недельный отчёт Гжатского совдепа, чекистами доносилось: «Арестовано уже 54 чел.[овека,] именной список на них будет выслан дополнительно». В графе «Соцiальное положенiе арестованныхъ лицъ» было отмечено: «Кулаки и средние крестьяне[,] есть среди них и часть бедняков». Интересная деталь: в общей статистике произведённых за неделю арестов отмечено, что граждан, задержанных за спекуляцию, не было (проставлен прочерк), тогда как зафиксировано здесь же, что арестовано за преступления по должности 4 человека, а за контрреволюционные действия — 50 человек! (В июне-сентябре 1918 года в Гжатском уезде была совершенно иная статистика по арестам за спекуляцию и политические преступления). В первой декабрьской схеме еженедельной отчётности делался вывод об общем политическом положении в Гжатском уезде: «В данный момент [положение] спокойное[,] было контр-революционное выступление, котор[о]е уже ликвидировано[,] о чем своевременно сообщалось» (в Гжатский Совдеп).

***

На самом же деле никакого контрреволюционного восстания не было и в этот раз. А что было? В действительности имело место стихийное крестьянское выступление 18 ноября 1918 года, вызванное непрекращавшейся и повальной принудительной мобилизацией мужского населения в Красную Армию и насильственным сверхмерным изъятием хлеба у жителей Гжатского уезда. По существу это был народный взрыв против жёсткой политики и варварской практики большевиков; это был неорганизованный однодневный бунт наиболее работоспособной и униженной новой властью части сельских тружеников против засилья коммунистов с их совдепами, деревенскими комитетами бедноты и волостными исполкомами, наделёнными самыми широкими начальственными полномочиями.

Стихийное крестьянское выступление в ноябре, как и сентябрьское возмущение в Петропавлово-Глинковской волости и некоторых других местах Гжатского уезда, было краткосрочным и выразилось в походе разобиженных и оскорблённых мужиков на митинг и за правдой в город Гжатск. Всего лишь! Но этого было достаточно, чтобы коммунистическая администрация серьёзно испугалась, кажется, впервые с января 1918 года, и из боязни потерять власть немедленно применила против выступивших крестьян регулярные части и подразделения Красной Армии, дислоцировавшиеся в Гжатске, а также провела карательную экспедицию в ряд волостей Гжатского уезда, затребовав для её осуществления, на всякий случай, дополнительные подкрепления — вооружённые армейские и чекистские подразделения из Волоколамского уезда Московской губернии и Москвы.

Ниже приводятся обширные извлечения из месячного отчёта Гжатского Совдепа.

М Е С Я Ч Н Ы Й О Т Ч Е Т

Совет Крестьянских, Рабочих и Красно-Армейских Депутатов
Гжатской Коммуны за Ноябрь месяц 1918 года.

<…> 5 / Общее политическое положение по уезду за 2[-]ю половину Ноября вбольшинстве враждебное и во 2-ю половину Ноября вылилось в открытое восстание, которое было немедленно-же подавлено.

6 / Контр-революционныя выступления были в Гжатске и в волостях: Самуйловской, Саввинской, Пречистенской, Липецкой, Вырубовской, Острицкой[,] Климовской, Столбово-Трубинской, Корытовской, Семеновской, Рождественской, Чальско-Дорской, Ивакино-Купровской, Мокровской, Михайловской[,] Вельмежской, Спасской, Клушино-Воробьевской, и Будаевской, а остальные волости активного выступления не предпринимали.

Восстание в вышеназванных волостях носило ясно Кулацко-белогвардейский характер и[,] как видно из актов[,] сопровождалось: насилиями над отве[т]ственными работниками, взломами, хищением деловых бумаг и печатей, а так-же поисками оружия.

а / На основании сведений[,] данных следственной Комиссией от 1 Декабря за № 999[,] видно, что крестьяне насильно под угроз[а]ми разстрела и поджога деревни, были двинуты на город. Более подробных сведений Следственная Комиссия дать не может[,] так как ею не производилось формального разследования событий[,] имевших место в Гжатской Коммуне. Но тем не менее можно определенно указать, что, кроме агитации и принуждения со стороны кулаков и белогвардейцев, крестьянские массы были обмануты и справоцырованы, благодаря тому обстоятельству, что в них не устойчиво и недостаточно ясно классовое самосознание и плохо поняты меры[,] предпринятыя Совдепом Коммуны для перехода к новому экономическому строю и закреплению завоеваний Социальной Революции. <…>

в / Восстание было подавлено частями[,] прибывшыми из Москвы и др.[угих] городов.

г / Кулацко-белогвардейское восстание имело место как в Гжатске[,] так и в уезде.

д / Общественное положение наиболее активно участвовавшых в восстании: — кулаки, средние крестьяне, были и бедняки.

Большая часть содержится при тюрьме, а остальные при городской Милиции.

е / В белогвардейском восстании участвовали и Л[евые]-С[оциалисты]-Революционеры.

ж / Видные руководители восстания: помещик Булгаков, кулак-Годовашкин, быв.[ший] офицер-Попов, лесо-промышленники Агальцов, Сахаров, Филиппов, и другие, которые разыскиваются. <…>

и / Расстреляны следующие лица: — Беликов Алексей, Сеньковский Евгений, Цидлин Абрам, Тюрин Василий, Журин Абрам, Головненков Кузьма.

7 / В связи с контр-революционным выступлением был издан приказ № 1 от 18-го Ноября с.г. Каковой при сем препровождается в 2х экз.[емплярах.]

а / С 1 Ноября и по 1 Декабря арестовано — 433 человека.

б / Расстреляно было — 6. человек.

<…> а / Нарушение хлебной монополии не было.

б / К хлебной монополии население относится удовлетворительно.

в / Антисоветских выступлений на почве голода не было. <…>

В 23 пехотном стрелковом полку с 1 по 14 Ноября настроение среднее[,] порядок отсутствует, дисциплина слабая <…> с 14 по 21 настроение подавленное, дисциплина строгая: положение создалось, благодаря возстанию <…>

В Караульной роте с 1 Ноября по 1 Декабря все время настроение революционное, порядок хороший и только несколько был нарушен во время возстания <…>

В отделении тяжелой гаубичной батареи с 1 Ноября по 14 настроение посредственное, порядок установлен, дисциплина строгая, с 14 по 21 Ноября настроение то-же, порядок нарушен возстанием, дисциплина отсутствовала <…>

<…> на первое Декабря численность в частях Гжатского гарнизона всего 1498 человек[,] в числе которого командного состава состоит 74 человека <…>

Удивительно, что фамилий шести расстрелянных в первом и седьмом томах «Книги памяти жертв политических репрессий» как раз-то и нет. Как нет в томах со второго по седьмой и фамилий абсолютного большинства арестованных из числа тех несчастных 433-х человек, к которым предъявлялись политические обвинения за их якобы участие в ноябрьских контрреволюционных выступлениях.

Однако сведения на несколько десятков человек всё же удалось отыскать в фондах и делах Государственного архива Смоленской области. Об этих людях более подробно будет идти речь в главе «Иные аресты 1918 года». Сейчас же ограничимся констатацией того очевидного факта, что стихийное крестьянское выступление для его участников окончилось по сути ничем: поговорили мужики, пошумели, повозмущались и разошлись по домам, вернулись к своей каждодневной и трудной работе. Но наступившие последствия для многих крестьян и их семей были неожиданными и неприятными. В некоторых волостях чекистами было организовано скоротечное следствие, результатом которого явились обязательные и срочные денежные контрибуции в сумме от 1 000 до 5 000 рублей, наложенные карательным отрядом Волоколамского уезда (Клушино-Воробьёвская волость: крестьяне И. Баранов, И. Борисов, А. Никифоров, И. Никифоров, А. Рудаков, В. Серов, И. Ульянов, Ф. Фомин, И. Цапов, В. Шилов и другие). Многие молодые люди (подозрительные, с точки зрения чекистов) были взяты на три месяца под гласный домашний надзор, с коллективной ответственностью за них близких родственников и всего семейства (И. Алексеев, В. Дурасов, С. Дурасов, М. Забелин, К. Яковлев и другие). От перечисленных людей и их отцов (глав семейств) были взяты подписки о запрете выезда подпавших под подозрение граждан из пределов Гжатского уезда сроком на один месяц. Применялись также иные репрессивные санкции, в том числе и аресты, которые продолжались до второй половины февраля — весны 1919 года (по сведениям исследователя А.А. Забелина, весной 1919 года в данной местности чекистами было арестовано не менее 29 крестьян, на которых указали волостные и деревенские комитеты бедноты). Нам известны сведения в отношении следующих граждан, пострадавших зимой-летом 1919 года от неправомерных действий Гжатской и Смоленской губернской ЧК и карательных отрядов, орудовавших в этом уезде (все потерпевшие граждане, указанные ниже, реабилитированы Прокуратурой Смоленской области в 1993—1995 годах):

1. Агеев Гавриил, монтёр на мельнице деревни Сивцево, арестован 02.04. 1919 г. Смоленской губернской ЧК по обвинению в антисоветской агитации (№ 4262-с; т. 7, с. 12);

2. Бутеев Михаил Васильевич, 40 лет, крестьянин деревни Жулебино, арестован 26.03. 1919 г. Смоленской губернской ЧК по подозрению в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 75);

3. Васильев Борис, красноармеец, аресту не подвергался, предъявлено обвинение в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 78−79);

4. Калакутин Евстрат Петрович, 20 лет, крестьянин деревни Воеводино, арестован 03.01. 1919 г. по обвинению в участии в кулацком мятеже в ноябре 1918 г. и расстреле Липецкого волостного исполкома (№ 2887-с; т. 7, с. 147);

5. Максимов Василий Алексеевич, крестьянин деревни Сабурово, арестован 18.02. 1919 г. по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 4, с. 157);

6. Максимов Василий Васильевич, крестьянин деревни Ложкино, арестован 18.02. 1919 г. по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 240);

7. Максимов Яков, крестьянин деревни Рябинки, аресту не подвергался, предъявлено политическое обвинение (№ 4262-с; т. 4, с. 161);

8. Михайлов Пётр, крестьянин деревни Штапино, аресту не подвергался, предъявлено политическое обвинение (№ 4262-с; т. 4, с. 277).

Целенаправленные преследования жителей Гжатского уезда и выходцев из Гжатского уезда, в отношении которых и позже появлялись сведения, что эти граждане могли быть участниками ноябрьского стихийного выступления, осуществлялись вплоть до начала декабря 1921 года, даже через тридцать один месяц после проведения в стране амнистии 1919 года, подготовленной ВЦИК (дела по обвинению: крестьянина деревни Жулебино Гжатского уезда М.Я. Семенцова, следствие прекращено в июне 1920 года, № 6553-с; т. 5, с. 383; крестьянина деревни Турищево Гжатского уезда И.Т. Горшкова, арестован 25 декабря 1918 года, следствие прекращено 3 июля 1920 года Смоленским губернским революционным трибуналом, по амнистии от 25 апреля 1919 года, № 7852-с; т. 7, с. 98; крестьянина деревни Курово Гжатского уезда М.А. Алексеева, арестован 25 декабря 1918 года, следствие прекращено 9 июля 1920 года Смоленским губернским революционным трибуналом в связи с неподтверждением обвинения, № 7852-с; т. 7, с. 15; крестьянина деревни Остроженки Гжатского уезда Ф.М. Горлова, арестован 20 июля 1920 года гжатской милицией, 6 сентября 1920 года осуждён Смоленским губернским революционным трибуналом на 5 лет лишения свободы условно по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 года, № 7620-с, т. 7, с. 97; техника-чертёжника хозяйственного отделения при Московской ЧК С.С. Семёнова, в конце ноября 1920 года осуждён коллегией Смоленской губернской ЧК на 10 лет заключения в дом общественно-принудительных работ по обвинению в участии в Гжатском мятеже 16−18 ноября 1918 года, № 26 723-с; т. 5, с. 380; крестьянина деревни Абакумово Гжатского уезда Д.Я. Яковлева, следствие прекращено в конце ноября 1920 года, № 15 934-с; т. 6, с. 420; крестьянина села Курьяново Гжатского уезда А.И. Белоусова, арестован 18 мая 1921 года гжатской милицией, 2 декабря 1921 года амнистирован Смоленским губернским революционным трибуналом, № 7708-с; т. 7, с. 56−57). Однако в наш список жертв 1918 года указанные лица не войдут (кроме М. Алексеева и И. Горшкова) — по чисто формальному признаку: все остальные были арестованы в 1919, 1920 (Ф.М. Горлов) и 1921 (А.И. Белоусов) годах. Не попадут в общий список жертв 1918 года и перечисленные несколько выше граждане Гжатского уезда, которые были арестованы зимой-летом 1919 года Гжатской ЧК или которым в 1919 году этим чекистским органом (и Смоленской губернской ЧК) предъявлялись политические обвинения за участие в крестьянских выступлениях в ноябре 1918 года. Впрочем, это правило нами распространено и на арестованных в 1919 году жителей других уездов, где также осуществлялось спланированное преследование граждан за их участие в 1918 году в крестьянских антибольшевистских выступлениях (или за поддержку недовольных крестьян и открытое, демонстративное сочувствие им). Такие факты известны, в частности, из практики работы Демидовской уездной чрезвычайной комиссии (арест в январе 1919 года крестьянина А.С. Семёнова, № 15 417-с; т. 5, с. 373−374).

***

На то обстоятельство, что ноябрьское стихийное крестьянское выступление было действительно скоротечным, указывает циркулярное письмо Отдела управления Гжатского Совдепа, направленное во все структурные подразделения уже 21 ноября: «<…> Информационный Подотдел просит Вас представить в Отдел Управления акт в 2-х экземплярах о всех происшедших событиях, а также причиненных повреждениях и уничтожении дел отдела за время нашествия повстанцев <…>».

Однако тремя днями ранее Приказом № 1, упомянутым чуть выше (смотри отчёт Гжатского Совдепа за ноябрь 1918 года), в городе Гжатске и Гжатском уезде объявлялось осадное положение, повлёкшее за собой очень серьёзные ограничения в свободе, обыденной жизни и привычном укладе местных граждан. «Командующий Гжатским районом по ликвидации возстания» Ананиев, вступивший в исполнение своих обязанностей 18 ноября и распространивший по уезду подписанный им Приказ № 1, а также обращение «Ко всем жителям города Гжатска и уезда», ввёл целый комплекс запретительных и грозных мер по отношению к мирному населению. Приказом командующего Гжатским районом, в частности, воспрещалось гражданам города и уезда в целом, в том числе и проживавшим в сельской местности вблизи железной дороги, появляться с 21 часа до 7 часов утра на улицах и железнодорожных пунктах на всём протяжении пути от станции Можайск до станции Вязьма; возбранялось проведение любых собраний — как в помещениях, так и под открытым небом; предписывалось сдать всё наличное огнестрельное и холодное оружие в милицию и местные советы; Гжатскому Совдепу предлагалось немедленно, впредь до отмены осадного положения, образовать военно-революционный комитет, с правом издания распоряжений гражданского характера, возложить на комитет обязанность по охране города и уезда и «ликвидации восстания»; отдавалось распоряжение о задержании участников восстания и передаче таковых в Гжатский военно-революционный комитет; вводилось осадное положение также на участке Александровской железной дороги — от станции Можайск до станции Вязьма; строжайше запрещалось, под угрозой ареста и расстрела на месте, хождение по полотну железной дороги; для ответственных лиц устанавливалась обязанность очищать железнодорожные станции от публики после отбытия поездов; отдавалось приказание всем советским учреждениям о возобновлении текущей работы. Приказом № 1, содержавшим и другие суровые запреты и воспрещения, обнародовалось, что неисполнение приказа «будет караться по всей строгости осадного положения» вплоть «до расстрела виновных». Командующему Гжатским районом с 18 ноября 1918 года повиновалась вся гражданская администрация данного уезда, а также подчинялись все воинские части, здесь дислоцировавшиеся и расквартированные. Полную координацию работы должен был осуществлять разместившийся на станции Гжатск оперативный штаб во главе с начальником такового Диановым.

Распространённое одновременно с Приказом № 1 обращение «Ко всем жителям города Гжатска и уезда» (оба документа были напечатаны типографским способом на одной листовке-воззвании) констатировало: в Гжатском уезде «все ненавистники Советской Власти, кулаки, капиталисты и белогвардейские банды, пользуясь темнотой и малосознательностью населения, устроили преступное выступление». Далее разъяснялось, что, «прикинувшись друзьями народа, эти волки в овечьих шкурах попытались путем обмана, лжи и клеветы двинуть бессознательную массу против рабочей и крестьянской власти»; что «мятеж в настоящее время подавлен, все виновники понесут суровую кару». Затем шли стандартные пропагандистские клише и типичные агитационные призывы, конкретно адресованные рабочим и крестьянам, которым разжёвывались привычные идеологические штампы коммунистов: про «власть бедняков над капиталистами, власть деревенской бедноты и рабочего класса»; растолковывалось, почему «Советская власть требует» «детей» рабочих и крестьян «для пополнения красной армии», демагогически объяснялось крестьянам, для чего эта власть насильно и непрерывно изымает у них хлеб, вдалбливалось в сознание мужика, что непомерные и несправедливые налоги берутся этой же властью «в интересах бедноты и трудящихся». Наконец, следовало прямое обращение к «деревенскому бедняку» — ключевому оплоту советской власти в сельской местности — с указанием не поддаваться провокациям, не верить «рассказам и басням, распускаемым белогвардейской сволочью»; помнить, «что кулаки, помещики и капиталисты прилагают все усилия к тому, чтобы опять набросить на» бедняка «мертвую петлю кабалы, чтобы опять сделать» «снова своими рабами»; «теснее сплотиться вокруг <…> советов и комитетов бедноты»; «вырвать с корнем все белогвардейское семя из вашей трудовой среды»; «напрячь все усилия, чтобы помочь Советской власти восстановить полный порядок в уезде». Завершалось обращение командующего Гжатским районом Ананиева и начальника штаба Дианова тремя обыденными лозунгами и воззваниями: «Смерть всем врагам Советской власти!», «Да здравствует Совет Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов!», «Да здравствует Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика!».

И хотя стихийное крестьянское выступление к исходу 18 ноября полностью унялось само по себе, запущенная бюрократической властью, из элементарного чувства страха и инстинкта самосохранения, машина усмирения и подавления продолжала набирать обороты. Вслед за Приказом № 1 командующего Гжатским районом, обязавшего создать в Гжатске военно-революционный комитет, последовало первое распоряжение и вновь образованной структуры, занявшей дом Зарина на площади Революции (бывшей Казанской). Председателем Военно-революционного комитета Гжатского уезда был назначен член исполкома Гжатского Совдепа Яков Арефьевич Духанов, секретарём при нём — Яцевич. Приказом № 1 Военно-революционного комитета Гжатского уезда, объявленным не позднее 28 ноября, вводился ряд усиленных мер и практических шагов по линии гражданской администрации, направленных на должное поддержание порядка в городе и уезде. Распоряжениям военно-революционного комитета должны были беспрекословно подчиняться все местные советские учреждения. Вводилась безоговорочная обязанность для любого должностного лица являться по первому требованию в военно-революционный комитет. По указанию последнего уездным военным комиссариатом был выставлен круглосуточный «сторожевой пост в составе 2-х человек для несения караульной службы» при комитете; ежедневно на каждую улицу города военный комиссариат должен был высылать к 21 часу по два патруля для проверки и опроса всех появлявшихся на улицах граждан, задержания и препровождения в милицию лиц, не имевших установленных пропусков. Начальник местной милиции обязан был выставлять усиленные посты в определённых им ранее местах и проверять правильное несение часовыми службы; в свою очередь, «дежурному по караулам инструктору вменялось в обязанность не менее 2-х раз в течение ночи поверять вышеозначенные посты, а также высылаемые патрули» и «о всех замеченных неисправностях доносить в военно-революционный комитет». В связи с заметным «массовым выездом граждан из города Гжатска по железной дороге» предлагалось «учреждениям, ведающим выдачей пропусков, сократить таковую до минимума, выдавая только в самых необходимых случаях». Подтверждался «приказ командующего Гжатским районом за № 1 о сдаче всякого рода оружия и имущества, расхищенного во время кулацко-белогвардейской авантюры». Приказывалось «всем совдепам и комбедам немедленно, под личной ответственностью членов организаций приступить к работе в самом срочном порядке, наладив связь с уездом»; указывалось, что «проведение в жизнь настоящего приказа возлагается на все советы и комбеды, а также и на всех граждан, не причастных к мятежу»; высказывалась недвусмысленная угроза, что «неисполнение или несвоевременное исполнение проведения в жизнь настоящего приказа будет караться по всей строгости законов по военно-осадному положению». Копии приказа № 1 Военно-революционного комитета Гжатского уезда 30 ноября были разосланы во все волостные исполнительные комитеты уезда и отделы Гжатского Совдепа.

Интересно, что за те дни, пока в Гжатске и уезде продолжало действовать осадное положение, заседания исполкома Гжатского Совдепа не проводились. Очередной рабочий сбор членов исполкома состоялся лишь 16 декабря (заседание оформлено протоколом № 42). Было рассмотрено девять вопросов, среди которых, в первую очередь, обратим внимание на подготовку местной коммунистической властной верхушки к всякого рода церемониальным акциям и последующее участие в различных ритуальных мероприятиях: встрече венка от Дятловского волостного исполкома «для возложенiя на братскую могилу товарищей, геройски погибших во время возстанiя 16−17 Ноября» (было предписано «всем членам Исполкома и отряду Красноармейцев съ оркестром музыки в 11 с половин.[ой] дня собраться около Исполкома для встречи венка»); «возложенiи венков на могилы товарищей, погибших во время возстанiя и похороненных в уезде» (было решено «собрать сведенiя о погибших в уезде и составить смету расхода на покупку венков»); «увековеченiи памяти товарищей, погибших во время возстанiя» (поручалось трём постоянным членам исполкома «разработать проэкт и исчислить сумму расходов»); «переименованiи Казанской площади <…> в Красную». Создаётся однозначное впечатление о полнейшей неразберихе и сумятице в умах уездных начальников в тот кризисный для местной власти момент. Иначе, чем объяснить, что представители уездной административной верхушки не смогли за прошедший календарный месяц подсчитать точные потери в своих рядах? Зато на первый план вдруг выдвинута идея оправдания любой жертвенности во имя реализации большевистских задач и сакрализации понесённых жертв, пусть и безымянных, — явная калька с февральско-мартовских событий 1917 года в Петрограде.

И, словно успокоившись от испуга и придя в себя, местные вожди в «МЕСЯЧНОМ ОТЧЕТЕ Гжатского Уездного Совета Крестьянских, Рабочих и Красноармейских Депутатов за время от 1 Декабря 1918 г.[ода] по 1 Января 1919 года» сообщали в вышестоящие инстанции (пункт 5): «Общее положение уезда по волостям в политическом отношении удовлетворительно[е]». И далее (пункт 12): «<…> личный состав в частях Гжатского гарнизона за Декабрь месяц выражается в следующем числе: солдат 3270 человек, и командного состава 91 человек. Настроение удовлетворительное».

Обратим внимание на ещё одну важную деталь: в ноябре-декабре 1918 года гжатский гарнизон умножился в количественном отношении более чем в два раза — с 1498 человек до 3361 человека, то есть, гарнизон увеличился на 1863 военнослужащего. Совершенно очевидно, что советская власть смогла удержаться исключительно за счёт террора и массовых репрессий по отношению к мирным гражданам, осуществления политики неизменного насилия и устойчивого наращивания вооружённой силы как оплота диктаторского режима.

***

В подтверждение своих выводов приведём сведения, обнаруженные нами в «СХЕМЕ Ежемесячной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ 1-го Ноября по 1-ое Декабря 1918 года». В «Схеме…» определённо отмечено, что с 1 ноября по 1 декабря чрезвычайной комиссией дела не заводились и не рассматривались, однако в графе «Количество арестовъ за преступленiе против революцiи съ 1-го Ноября по 1-е Декабря 1918 г.» проставлена цифра, о которой уже упоминалось в начале данной главы — «433». В соседнюю графу внесено пояснение, что «Фамилiи, имена и отчество арестованных лицъ будутъ по первой возможности высланы дополнительно». В следующем разделе — «Общее положенiе арестованныхъ лицъ и где они находятся въ настоящее время» зафиксирован ответ, который через несколько дней будет перенесён в месячный отчёт Гжатского Совдепа: «Все кулаки да среднiя крестьяне[,] поподались и бедняки[.] (Абзац) Большая часть содержится при тюрьме, остальные при городской милицiи». Зато цифра, проставленная кем-то из гжатских чекистов в следующей графе, просто шокирует. На впечатанный в бланк вопрос: «Количество разстреловъ», следует короткий ответ: «29». В графу «Количество арестовъ за преступленiе по должности» вписаны фамилия и имя: «Оленевъ Евгенiй». Следом мы узнаём, что в отчётный период дел по фактам спекуляции не было. Далее вскрывается первое противоречие. На вопрос: «Количество делъ[,] разрешенныхъ Комиссiей самостоятельно», проставлен ответ: «Десять». А ведь выше в отчёте говорилось, что с 1 ноября по 1 декабря чрезвычайной комиссией дела не заводились и не рассматривались. В следующей графе — «Количество делъ[,] переданныхъ в Губ.[ернскую] Ч.[резвычайную] к.[омиссiю]», стоит лаконичный ответ: «Переданныхъ делъ еще не было». Затем перечисляются «Фамилiи, Имена и отчества наиболее важныхъ преступниковъ, рас[с]трелянных»: «Беликовъ Алексей, Сеньковскiй Евгенiй[,] Цидлинъ Абрамъ, Тюрин Василiй, Журинъ Абрамъ[,] Головненковъ Кузьма». В графе «Какъ работаетъ розыскной аппарат» зафиксирован ответ: «Удовлетворительно».

«СХЕМА Ежемесячной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей и преступленiемъ по должности съ 1-го Ноября по 1-ое Декабря 1918 года», подготовленная 11−12 декабря, подписана тремя чекистами: руководителем Гжатской ЧК или его заместителем (фамилия не прочитывается), временно исполняющей обязанности секретаря Гертой Эйзенарм и делопроизводителем Муромцевым. Подписи этих же людей стоят в сопроводительной, вместе со «Схемой…» направленной 12 декабря в вышестоящие инстанции, в том числе и в Управление делами Гжатского Совдепа.

Почему ни в каких других донесениях вторично не зафиксировано общее количество расстрелянных — 29 человек — точно ответить невозможно. Что касается отчётных документов Гжатского Совдепа, то здесь всё абсолютно понятно и легко объяснимо — эти документы готовились на основании содержания сводок, поданных в местный совдеп Гжатской ЧК. Но в чекистских-то бумагах число 29 (расстрелянных) зафиксировано впервые. Перепутать эту цифру с какой-то другой нельзя — в этом и смежном с ним документе, о котором будет ещё идти речь, рукописные цифры 2, 9, 429 (в разных сочетаниях) встречаются в чекистских бумагах неоднократно, и всюду они написаны одним и тем же почерком человека, проставившего в «Схеме…» «29» как указанное количество расстрелянных в Гжатском уезде в ноябре 1918 года. Этим человеком могли быть либо временно исполняющая обязанности секретаря Гжатской ЧК Герта Эйзенарм, жена убитого во время крестьянского выступления председателя уездной чрезвычайной комиссии Франца (Фрица) Эйзенарма, либо делопроизводитель Муромцев. Если продолжать колебаться, выдвигая, одну за другой, различные версии в пользу всяких добавочных сомнений по поводу количества расстрелянных, то путём постепенного и обоснованного исключения противоположных аргументов и выводов, мы приходим к убеждению, что цифра «29» соответствует действительности. Принять эту цифру за дату — 29 ноября, как день казни, тоже нельзя, поскольку вопрос в «Схеме…» сформулирован ясно и внятно: «Количество разстреловъ». И проставлен не менее чеканный ответ: «29». Другое дело, что отсутствуют фамилии 23 расстрелянных. Исследовательское любопытство и необоримое желание узнать истину всё же продолжает одолевать сомнение: не может быть, вряд ли… Однако, вспомним, в месячном отчёте Гжатского Совдепа зафиксировано, что «Более подробных сведений Следственная Комиссия дать не может[,] так как ею не производилось формального разследования событий[,] имевших место в Гжатской Коммуне». Очень может статься, что и следственные разбирательства на казнённых не заводились и не оформлялись, ведь не обнаружены же сами дела и даже сведения о существовании таких дел на шестерых казнённых, перечисленных в «Схеме…» и в других, уже цитированных нами, документах: А. Беликова, Е. Сеньковского, А. Цидлина, В. Тюрина, А. Журина, К. Головненкова.

12 декабря в Отдел управления Гжатского Совдепа был направлен и двухнедельный доклад — «СХЕМА Еженедельной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей, саботажемъ и преступленiемъ по должности съ „15“ ноября по „30“ ноября 1918 года». Само собой разумеется, и это понятно и бесспорно, что названный документ, как и «СХЕМА Ежемесячной отчетности Гжатской Чрезвычайной Комиссiи по борьбе съ контръ-революцiей, спекуляцiей и преступленiемъ по должности съ 1-го Ноября по 1-ое Декабря 1918 года», готовился, составлялся и утверждался теми же должностными лицами, в одно и то же время. В двухнедельной отчётности фигурирует несколько несходная цифра арестованных «За контр-революцiю» — «429″ человек — на 4 человека меньше, чем в докладе за полный календарный месяц — совершенно очевидно, что безусловное большинство задержанных пришлось на двенадцать-тринадцать завершающих месяц дней. Поэтому теперь мы имеем дополнительное и весьма точное документальное подтверждение, что абсолютная масса схваченных в ноябре 1918 года — это люди, взятые Гжатской ЧК в период с 18−19 по 30 ноября. Списка арестованных опять же нет, но утверждается, что все задержанные — крестьяне „средняго и кулацкого достатка[,] поподалися и бедняки“. Указано также „Общее политическое положенiе въ уезде“: „Контръ-революцiонное движенiе поддавленiемъ помещиковъ[,] торговцевъ и кулаковъ, но уже ликвидировано“; перечислены 19 волостей Гжатского уезда, „кои принимали активное участiе въ контр-революцiи“, „остальные активное выступленiе не предпринимали“. А далее следует совершенная и незамаскированная ложь: о том, что „были штабы белогвардейскiя въ Семеновской вол.[ости,] Липецкой[,] Мокровской. Выступленiе имело место [с] 17[-]го по 20[-]е Ноября 1918 г.“; „К[онтр]-Р.[еволюцiонное] выступленiе“ крестьян было вызвано „Белогвардейцами и кулаками съ участiемъ партiи Л.[евых] С.[оцiалистов-] революцiонеров“; при этом указаны имена якобы руководителей и „наиболее активныхъ К[онтр]-Р.[еволюцiонеровъ.]“: „поме[щикъ] Булгаков[,] кул.[акъ] Годовашкинъ[,] быв[шiй] оф.[ицеръ] Папов[,] Лес.[о]пром[ышленникъ] Агальцов[,] [лесопромышленникъ] Сахаров[,] [лесопромышленникъ] Филиппов и другiя[,] которыя разыскиваются“; объясняется, почему не издавались распоряжения Гжатского Совдепа в столь кризисное время: „большая часть членов Совета находилась в уезде для подовления начавшагося конт[р]-революцiон[н]ого выступленiя“; наконец, следует перечисление, „въ какихъ местахъ был[и] аресты, разстрелы и карательные экспедицiи“: въ означенных волостях по уезду и въ гор[оде] Гжатске». Удивительно, но фамилии казнённых на этот раз не приводятся. И уж тем более странно, что ничего не говорится о 29-ти расстрелянных в Гжатском уезде.

Загадки пока остались. Но сомнения частично развеялись: расстрелы были, по всей видимости, в самом городе Гжатске.

Документально подтверждается также расстрел в Гжатске одного человека (по крайней мере) во второй половине декабря 1918 года.

***

Статистика основных показателей Гжатской ЧК
за период с 15 ноября по 31 декабря 1918 года

ПериодКоличество открытых делАресты за преступления по должностиАресты за спекуляциюАресты за контрреволюцию / расстрелы
15−23 ноября000нет точных сведений
23−30 ноября000нет точных сведений
Всего за 15 ноября — 30 ноября000429 / 29фамилии 6 известны
Всего за 1 ноября -1 декабря010433 / 29фамилии 6 известны
1−7 декабрянет сведений4050
7−15 декабрянет сведений209
Всего за 1 декабря — 15 декабря нет сведений60 59
15−23 декабрянет сведений007 / 1 известен
23−31 декабрянет сведенийнет сведенийнет сведенийнет сведений
Всего за 1 декабря — 31 декабря нет сведений не менее 6 нет сведений нет точных сведений

Н.Н. Илькевич, главный редактор журнала «Годы» (Смоленск)

Источник: Годы. 2010, № 1. С. 13−29;
http://gorodnica.livejournal.com/39 932.html (Ч. 1; 21 октября 2013),
http://gorodnica.livejournal.com/40 085.html (Ч. 2; 23 октября 2013),
http://gorodnica.livejournal.com/40 249.html (Ч. 3; 28 октября 2013),
http://gorodnica.livejournal.com/41 883.html (Ч. 4; 25 ноября 2013).

Поделиться ссылкой: