In the Frame: My Life in Words and Pictures [2008 год]

От администратора сайта:

Хелен Миррен (урождённая Елена Васильевна Миронова, родилась 26 июля 1945 года) — всемирно известная английская актриса, обладательница множества наград. Известная в юности своим откровенным стилем, раскрепощённым настроем и богемным мировоззрением, она никогда не переставала быть вне поля зрения публики. На её счету работы в театре, кино и телевидении.

В своей книге она рассказывает о своём незаурядном таланте и своей жизни. Дедушка Хелен Миррен, Пётр Васильевич Миронов, был военным инженером и служил в Русском правительственном комитете в Лондоне, где занимался закупками оружия и военного оборудования для русской армии. Его семья владела родовым поместьем Курьяново в Гжатском уезде. В результате революции 1917 года он оказался отрезанным от родины и без гроша в кармане. С собою в Англию он привёз сундук с бумагами и фотографиями. В начале своей книги Хелен Миррен рассказывает о своих русских предках, делится фотографиями, воспоминаниями.

Предлагаем вашему вниманию русский перевод этой интересной главы из книги Хелен Миррен.

Русское происхождение моего отца

В Ли-он-Си в доме, где я выросла, в подвале стоял старый деревянный сундук, который принадлежал моему деду. Он был полон инструментов, а на нем стояли горшки с краской. Но за потёртостями и потёками краски ещё можно было разглядеть немного русских букв на боку сундука.

Когда моя мать умерла и дом был продан, я взяла сундук, выкинула инструменты и заполнила его внутреннее пространство дедовскими бумагами, пожелтевшей коллекцией писем, написанных крошечным паучьим русским почерком, и бумагами, напечатанными на русском языке на машинке, которую дедушка привёз из России, загадочными схемами и картами.

Каким-то образом эти бумаги пережили периодические генеральные уборки моей матери. Сунув их в багажник, я забыла о них ещё на десять лет.

Мой дед, Пётр Васильевич Миронов, состоял на военной службе в царской армии.

В России военные были отдельной социальной структурой. Дедушка был гордым и преданным представителем этого класса, выходцем из семей военных с обеих сторон.

Его мать, графиня Каменская, была замужем за Василием Петровичем Мироновым (первенцам каждого поколения всегда давали одни и те же два имени, меняя порядок от поколения к поколению), который был очень успешным военным.

Дедушка был любимым (и, несомненно, очень избалованным) единственным сыном в семье из семи человек, которому суждено было пойти в армию.

Он участвовал в жестокой русско-японской войне 1904 года, когда русские были почти без вооружения и несли ужасные потери.

В 1916 году, быстро поднявшись в звании, он был выбран в небольшую делегацию, посланную для закупки военного снаряжения у британцев.
Пётр и его семья были почётными гостями британского правительства, жили в роскошных покоях при российском посольстве и наслаждались комфортом, подобающим представителям царя. Мой отец учился в частной школе в Лондоне. Но затем произошла большевистская революция, которая вопреки твёрдому убеждению дедушки в том, что люди слишком сильно любили царя, чтобы революция когда-либо овладела ими, не собиралась уходить.

Гордость Петра перед нацией помешала ему привезти из России что-либо, кроме пишущей машинки, фотографий царя и царицы, нескольких дореволюционных рублей и деревянного военного сундука, сделанного для него в родовом имении.

В результате после революции семья осталась без средств к существованию.

Единственным способом заработка для моего дедушки с его неуверенным английским, имевшим сильный акцент, стала работа таксиста (это освящённый веками способ заработка иммигрантов).

Так гордый и преданный России Пётр Васильевич Миронов, потомок знатного рода Каменских вместо того, чтобы унаследовать семейное имение Курьяново в России, стал лондонским таксистом, чтобы содержать свою жену и детей.

Моему отцу ничего не оставалось, как досрочно закончить образование и выбрать свой собственный путь в этом мире.

В те послереволюционные годы ему ещё писали дедушкина мать и сестры. В своих письмах они болезненно описывали лишения русского народа.

Затем, в разгар сталинских чисток, писать стало явно опасно, и письма перестали приходить. С 1931 по 1950-е писем не было, а потом они снова начали приходить.

Это были изящно написанные от руки письма, которые вместе с воспоминаниями Петра оказались в том сундуке, доставшемся мне по наследству. Их откровения долгие годы оставались скрытыми от глаз.

Нужен был переводчик. И началась бурная деятельность.
Саймон и Ольга Геоган великолепно поработали над этими волшебными буквами, а Роджер Сильверман прекрасно перевёл мемуары. Наконец-то мы с сестрой отправились в путешествие на навстречу открытиям, которые ещё не закончилось.

Кроме этого, благодаря работе исследователя Уилла Стюарта, свершилось невероятное открытие: был найден тайник с письмами моего деда вместе с фотографиями меня и моей семьи, которые были спрятаны в московской квартире у дальнего родственника.

Эти фотография находились в сундуке моего деда.

Остальные фотографии были найдены в России спустя девяносто лет.

На них мой дед, его сестры и друзья валяются в снегу в своём родовом поместье. Они ещё не подозревают о надвигающейся революции. Обожаю эти очень чеховские картинки:

А на этой фотографии мой дед с невестой (моей бабушкой), его сёстрами и друзьями летом:

Эти замечательные фотографии также были найдены в России. Они восполнили пробел в моих знаниях о корнях моей семьи.

Мои двоюродные бабушки и моя прабабушка:

На этой фотографии дед с отцом, другом, сестрой, служанкой и незнакомой маленькой девочкой. Они сидят на веранде своего дома в Курьяново, которое находится между Смоленском и Москвой:

Эти фотографии также были найдены в Москве в 2007 году. Я была поражена, увидев эти фотографии свадьбы бабушки и дедушки:

Мои бабушка и дедушка — молодая супружеская пара:

До рождения отца с первенцем — дочерью Ириной:

Это мой отец, избалованный молодой отпрыск прославленной русской семьи, которому в этот момент, я уверена, уже суждено было в будущем служить царю и заботиться о своём родовом имении, но его судьба была совсем другой. Эта фотография очень трогает меня. Спустя годы одна из его тёток, которая осталась в сталинской России, напишет о том, как он в этом возрасте учился ходить, держась за мебель в Курьяново.

Мой отец, Бэзил Миррен, с сестрой Ириной:

Отрывки из русских писем

1917 год
Ухудшающаяся экономическая ситуация вызывает огорчение. Но кто сейчас не страдает? Положение России бесконечно трудное. Я не буду вдаваться в подробности о последних событиях в стране, так как хочу быть уверенным, что это письмо до вас дойдёт. Дядя Сергей в резервистах, Нина здесь, в Петрограде, и я планирую навестить его в ближайшие дни. Все эти события буквально до смерти беспокоят вашу маму. Вы сами знаете, что для неё разрушение Курьяново было бы разрушением дела всей её жизни и всех её планов на будущее. На данный момент Курьяново не стало объектом бесчинств, но все газеты публикуют такие ужасные истории, что это невыносимо. Если что-то случится в Курьяново, это несомненно убьёт её.

1921 год
Напиши поподробнее, дорогой — чем занимаешься? Достаточно ли вы зарабатываете денег на повседневные расходы? Столько денег нужно на семью и закончилась ли 1 мая 1918 года ваша армейская служба! Три с половиной года назад! Ужасно думать, что ты там на чужбине без работы, и мне очень тяжело не иметь возможности помочь тебе, мой бесценный Петруша. Но как бы трудно мне ни было в разлуке с тобой, я бы никогда не попросила тебя вернуться, мой дорогой, ты должен действовать так, как считаешь нужным.

1928 год
Моё сердце всегда будет открыто для вас и чувствует каждую печаль, которую вы испытываете. Всегда помни об этом. Я знаю, что вы не любите писать письма, но это не так важно, вам нужно только знать, что когда вы пишете, то ваш голос слышен с большой радостью и что вас вспоминают с большой нежностью. Целую тебя изо всех сил, мой дорогой Петрушенка, и смешиваю свои слезы с твоими.
Валя

1928 год
Дорогой мой Петруша.
Я больше не могу писать тебе сама. Я только что сфотографировалась и отправляю две фотографии вам и Ваве. Дай бог вам счастья и успехов и пусть он защитит вас от всех бед. Бог одарил вас энергией и крепким духом. Бог не даровал вам счастья в супружеской жизни, но дал вам большую радость в ваших детях — и я уверяю вас, что это действительно большое счастье. Я испытываю это счастье каждый час. Прощай, мой дорогой. В последний раз прошу вас простить меня за любые оскорбления, которые я могла причинить. Некоторое время назад у меня было чувство, что мы никогда больше не увидимся в этом мире. Да пребудет с тобой Бог, мой дорогой.
Целую тебя.
Твоя вечно любящая мама

1928 год
В десять часов дыхание мамы становилось все более прерывистым, она открыла глаза. Вера читала «Последний обряд», и мама смотрела на неё, потом Валя продолжила читать, и мама перевела взгляд на неё. Она дышала все сильнее. В десять сорок пять мамины страдания закончились, и она наконец ушла от нас. Её окружали все её дети, единственными людьми, которых там не было, были вы и Нина.
Похоронили маму на Ваганьковском кладбище, на Новодевичьем кладбище сейчас разрешено хоронить только коммунистов.

1928 год
Липовая аллея все ещё там. В парке и в еловых рощах вырубили только самые крупные ели, пригодные для строительства. Лесной кооператив срубил их, распилил на большие бревна и большую часть продал в Москву. В Москве страшная нехватка жилья. Поэтому многие из тех, кто работает в Москве, круглый год живут на дачах за городом. В результате эти дачные посёлки растут ужасными темпами. Конечно, некоторые деревья также были украдены. В этом году не удалось собрать урожай зерновых и перебраться в Москву всем, кто хотел. Как вы, наверное, знаете, дом рухнул давным-давно, он превратился в пустыню, усеянную кусками фундамента и кирпичей. На том месте, где стоял дом, остался большой холм, заросший крапивой.
Не осталось даже следов старых садовых дорожек, но несколько кустов роз пробились сквозь подлесок. Я выкопала один куст из большого сада — это была розовая роза — и один из палисадника, где раньше стояли боковые клумбы — это была белая роза. Мы прошли через парк и увидели, что все большие ели уже были спилены. Мы дошли до красных ворот. Молота уже нет, а сушилка стоит. В парке в начале липовой аллеи на территории, которая раньше была лужайкой для игры в крокет, была выкопана картофелесажалка. Мамин сад сейчас сильно зарос, но яблони всё ещё есть, и ещё можно разглядеть кусты черной смородины. По сей день никто ничего не сделал для ухода за этим садом. Ни одного из наших животных не осталось. Нам сказали, что весной в Самуйлово увезли коров, лошадей и овец. У меня осталось очень печальное впечатление. Поля, леса и окрестности казались мне знакомыми, но сама усадьба казалась чужой и довольно ветхой.

Переведено gzhatsk.ru

Поделиться ссылкой: