Забытые храмы Гжатской вотчины князей Голицыных («Русская усадьба», выпуск № 10 (26) за 2004 год)
Гжатская вотчина, находившаяся в окрестностях нынешнего города Гагарина (до 1968 г. Гжатска) Смоленской области, в XVIII в. была одним из богатейших и огромных по территории помещичьих имений. В 1799 г. там проживало около 9 тыс. душ крестьян, насчитывалось 364 десятины земель «под селением», 3500 — под пашнями и 1900 — «свободной земли» {РГАДА Ф. 1355. Оп.1. Е.х.1466. Экономические примечания. 1799 г. Указано 4470 душ мужского пола и 4612 душ женского пола, проживающих в Гжатской вотчине.}. Принадлежало все это князьям Голицыным, той ветви древнего семейства, которая носила прозвание «Михайловичей» и вела происхождение от боярина Михаила Андреевича Голицына (1640−1687). В Экономических примечаниях 1780-х гг. (точная дата не указана) владения числятся за генерал-поручиком, действительным камергером и кавалером князем Дмитрием Михайловичем Голицыным (1721−1793) {Там же. Е.х.1467}.
Он являл собой блестящий пример просвещенного вельможи в эпоху Екатерины Великой. Сын петровского фельдмаршала М.М. Голицына и княжны Т.Б. Куракиной, свою службу он начал при дворе и к 1755 г. был уже камергером. В 1760 г. в связи с неожиданной кончиной посла в Париже М.Л. Бестужева-Рюмина Голицыну пришлось возглавить русскую дипломатическую миссию до прибытия нового посланника графа П.Г. Чернышева. Этот поворот в карьере имел для князя успешное продолжение — 28 мая 1761 г. императрица Елизавета назначила его российским послом в Вену, где в этом качестве Дмитрий Михайлович пробыл 30 лет, почти до самой своей кончины. Там он умер и был первоначально похоронен на своей вилле Предигштуль близ имперской столицы. В 1802 г. его гроб перевезли в Москву, поместив в склепе под церковью Голицынской больницы, главного детища князя, снискавшего ему благодарность потомков. Больница открылась в 1801 г. на завещанные покойным деньги. Храм в центре спроектированного М.Ф. Казаковым больничного здания освятили в честь небесного покровителя князя Св. Царевича Димитрия.
Д.М. Голицын известен как меценат и друг многих мыслителей, ученых, художников. В Вене им была собрана ценная коллекция произведений искусства, привезенная затем в Россию и влившаяся в созданный впоследствии Голицынский музей. Неоднократно за советами в модном деле коллекционирования к князю обращалась Екатерина II, пополнявшая свой Эрмитаж. В высших кругах отдавали должное изысканному вкусу Голицына и его осведомленности в европейской культурной ситуации.
Долгая жизнь вне России вынудила князя озаботиться вопросом управления собственным имуществом на родине. Прямых наследников судьба не дала. Брак с княжной Екатериной (Смарагдой) Дмитриевной Кантемир имел печальный финал. Княгиня была болезненна с юности, не могла иметь детей и умерла в 40 лет, несмотря на усилия лучших медицинских светил {Голицына Екатерина (Смарагда) Дмитриевна (1720−1761) была дочерью молдавского господаря князя Д.К. Кантемира и родной сестрой поэта и дипломата А.Д. Кантемира. Рано потеряв отца, воспитывалась в доме матери А.И. Трубецкой (во втором браке графини Гессен-Гомбургской) под наблюдением дяди И.И. Бецкого. В 1751 г. вышла замуж за князя Д.М. Голицына и пожалована в статс-дамы. В 1757 г. в связи с ухудшением здоровья Е.Д. Голицына с супругом уехали во Францию для лечения, где удостоились теплого приема в королевском дворце. Княгиня умерла в 1761 г. в Париже, похоронена в Александро-Невской лавре в Петербурге. В завещании пожертвовала крупную сумму денег на развитие акушерского дела в России.}. В завещании 1785 г. Д.М. Голицын все оставлял племянникам — детям покойного брата Андрея Михайловича Голицына, Михаилу, Борису и Алексею {Брат Д.М. Голицына генерал-майор Андрей Михайлович [1729−1770) от брака с княжной Е.Б. Юсуповой (1745−1770) имел трех сыновей — Михаила Андреевича (1765−1812), камергера, тайного советника; Бориса Андреевича (1766−1822), генерал-лейтенанта, гофмаршала двора великого князя Константина Павловича и Алексея Андреевича (1767−1800), шталмейстера.}. Однако по причине «молодых лет» наследников управление вотчинами временно передавалось князю Апександру Михайловичу Голицыну (1723−1807). Он приходился венскому посланнику двоюродным братом (а не родным, несмотря на совпадение отчеств), был почти его ровесником и близким по воспитанию и взглядам человеком. В начальный период правления Екатерины II A.M. Голицын состоял вице-канцлером (1762−1775) не имея заметного политического влияния, затем в признание заслуг был пожалован в обер-камергеры, а с 1776 г. жил на покое в Москве, пользуясь уважением московского дворянства. Любовь к искусству и благотворительности была отличительной чертой его натуры — Александр Михайлович подобно брату собирал картины и скульптуры, являлся опекуном Воспитательного дома и завершал создание Голицынской больницы.
В глазах многочисленной родни князь, доживший до преклонных лет, представал своеобразным «патриархом» семьи, авторитет которого был непререкаем. Помимо собственных имений он фактически управлял еще многими, принадлежавшими его родственникам. Даже любимая князем усадьба Пехра-Яковлевское формально принадлежало его племяннику М.П. Голицыну, сыну убитого на дуэли младшего брата Петра Михайловича {Усадьба Пехра-Яковпевское (ныне в черте г. Балашихи) до 1775 г. принадлежала князю П.М. Голицыну (1738−1775), генерал-поручику, деятельному участнику подавления пугачевского бунта, собирателю значительной коллекции живописи. После его гибели на дуэли пехорское имение перешло к малолетнему сыну М.П. Голицыну (1764−1836), а опекуном был назначен A.M. Голицын, занимавшийся не только воспитанием племянника, но и строительством усадьбы в Пexpе.}. Ее обустройство целиком связано с деятельностью Александра Михайловича, каждое лето проводившего в Пехорке. По его заказу создавался дворцово-парковый ансамбль с дворцом, храмом, театром и парковой скульптурой. Замечательная архитектура зданий, построенных под присмотром К.И. Бланка, давно породила версию о причастности к их проектированию В.И. Баженова {См. Подьяпольская Е.Н. Памятники архитектуры Московской области. Вып.1 М., 1998. С.13−16.}. Возможно, так оно и было, поскольку князя с Баженовым связывали добрые личные отношения, отраженные в архивной переписке.
Голицын неплохо разбирался в архитектуре, много поездил и повидал в Европе. Нередко за советами и рекомендациями к нему обращались родственники и близкие знакомые, занимавшиеся строительством в собственных усадьбах. Из архивных документов недавно выяснилось, что Голицын на протяжении нескольких лет фактически руководил строительством Казанской церкви-усыпальницы в усадьбе Ярополец своего умершего друга З.Г. Чернышева {См: Чекмарев А.В. Архитектурный замысел и его реализация. Работы В.И. Баженова и К.И. Бланка в усадьбе Ярополец Чернышевых // Архитектура в истории русской культуры. Вып.3. Желаемое и действительное. М., 2001. С.139−151.}. Он подыскивал архитекторов, скульпторов, каменщиков, предлагал свои варианты оформления интерьеров, был посредником при заключении договоров. Только благодаря его надзору многострадальный храм был достроен, а его архитектура и убранство выдержаны на уровне лучших произведений эпохи. Князь причастен также к появлению ряда выдающихся произведений скульптуры. По его заказу изготавливалось надгробие брата, П.М. Голицына, (ск. Ф.И. Шубин, Я.И. Земельгак) — незаурядный пример монумент сильной пластики со сложной аллегорической программой. Голицын принимал деятельное участие в реализации еще одного значительного замысла — надгробного памятника фельдмаршалу 3.Г. Чернышеву, спроектированного в Риме А. Триппелем. Князь наблюдал за исполнением монумента, рекомендовал А.Р. Чернышевой скульптора Я.И. Земельгака для починки и установки скульптуры на место в ярополецкой усыпальнице {См: Чекмарев А.В. Ярополец // Дворянские гнезда России. История, культура, архитектура. Очерки под ред. M.B. Нащокиной М., 2000. С. 190−206.}.
В свете этих и многих других фактов личность A.M. Голицына заслуживает особого рассмотрения в качестве заказчика (а иногда и соавтора) ряда выдающихся произведений искусства. В усадебном и церковном строительстве бывшего вице-канцлера присутствовали разнообразные архитектурные решений, отразившие практически все этапы классицизма — от раннего до ампира. Проекты голицынских построек позволяют говорить об участии лучших архитекторов эпохи — В.И. Баженова, М.Ф. Козакова, К.И. Бланка, Тома де Томона. Однако, главная сложность изучения строительство A.M. Голицына в том, что немало инициированных им памятников в источниках и литературе связано с другими заказчиками, чье участие на самом деле было номинальным. Например, в истории храмов, возведенных в конце XVIll в. в Гжатском имении, имя вице-канцлера никогда не упоминалось, хотя оба памятника, как выясняется, появились при его непосредственном участии. Прежде их не только не связывали друг с другом через единого заказчика. но и вообще забыли о принадлежности одному имению. Вследствие потери этого «ключа» возникла путаница с интерпретацией некоторых архивных документов. Излишне говорить о том, что забытые и неизученные гжатские церкви выпали из контекста русской архитектуры рубежа
В посланиях к управителям из Вены Д.М. Голицын неоднократно писал, чтобы неукоснительно исполняли все приказания «двоюродного моего брата Его Сиятельства обер-камергера князя Александра Михайловича, по моему улолномочению теперь с полною властию моим недвижимым в России имением управляющего» {РГАДА Ф. 1263. Oп. 1. E.x. 6789.}. Еще в 1781 г. в переписке с А.А. Загряжским A.M. Голицын сообщал о своей большой охоте «в гжатских вотчинах», заменяя там отсутствующего хозяина {РГАДА Ф. 1263. Oп. 1. E.x. 4516.}. Дмитрий Михайлович тем не менее и издалека не оставлял вниманием свои деревни, и через брата проводил в жизнь некоторые собственные начинания. В 1791 г. он задумал основать в деревнях «для малолетных училище, а для изувеченных и престарелых богадельни» {РГАДА Ф. 1263. Oп. 1. E.x. 6789.}. Управителю из Вены указывалось «присылаемые приказы… при случае схода всем крестьянам прочесть, дабы они знали, что оное точно по повелению моему произведено будет» {РГАДА Ф. 1263. Oп. 1. E.x. 6840.}. Начавшееся в 1788 г. coopyжение церкви в главном селе имения — Самуйлове также было задумано Д.М. Голицыным. Но это лишь наполовину его архитектурный заказ. Воплощение замысла, от заказа проекта до завершения стройки, принадлежало бывшему вице-канцлеру.
Самуйлово сейчас известно как огромная, блестящая в прошлом усадьба. Известно в первую очередь своим роскошным дворцом, чей проект традиционно связывается с творчеством Тома де Томона {Пастухова 3. И. По Смоленщине. М. 1985; Смоленская область. Свод памятников архитектуры и монументального искусства России. М., 2001. С. 385−387.}. Дворец, едва ли не самый яркий шедевр классицизма на Смоленщине, возвели в 1800-х гг. Формально владельцем села тогда был Б.А. Голицын, но не исключено, что происхождение и этого здания связано еще с A.M. Голицыным, скончавшегося в 1807 г., а до своей смерти принимавшего деятельное участие в делах усадьбы. Даже сегодня, находясь в обреченном руинированном состоянии, памятник производит сильное впечатление. Вместительный дом с флигелями и коллонадами поставлен на холме в окружении обширного парка. Внизу была устроена цепь каскадных прудов, которую пересекала прямая аллея (по документам «большая перспектива»), идущая от дома по плотине до перекрестка с сельской улицей. Сейчас эту перспективу ничто не замыкает, и потому не совсем понятна ее прежняя роль в планировке. Однако, еще немногим более 60 лет назад в створе улицы высилось громада церкви. Теперь ее можно видеть только на редких фотографиях.
Это был величественный храм в стиле классицизм с двумя колокольнями на западном фасаде. Колонные портики дворца и храма, зеркально повторяясь, торжественно замыкали парадный усадебный проспект. По фотографиям трудно судить об архитектуре исчезнувшей церкви более определенно. Виден только западный фасад с колоннами и удачно скомпонованными симметричными звонницами. Их купольные башни уравновешивала массивная полусфера храмовой ротонды, прорезанной 12 высокими арочными окнами.
Начало строительства храма зафиксировано в архивной переписке голицынского фонда РГАДА. В пространном послании приказчику Гжатской вотчины Николаю Соловьеву от 25 мая 1788 г. Д.М. Голицын, но поминал ему, что «каменная церковь здесь (в Самуйлове — А.Ч.) заложена 15 сего месяца во имя Рождества Пресвятой Богородицы с пределами Николая Чудотворца и Святых Благоверных Великих князей царевича Димитрия и князя Александра Невского и что к совершенному построению оной время полагается в четыре или в пять лет из своего собственного кирпича, своего бута, белого камня и извести» {РГАДА Ф. 1263. Oп. 1. E.x. 6840.}. К письму прилагался контракт с подрядчиком Лукой Никитиным, крестьянином деревни Корякиной Владимирского наместничества. Приказчику надлежало «при всем оном строении иметь наиприлежнейший присмотр с наблюдением точного исполнения каменщиками как в прочности строения так и в чистоте кладки стен». «Для всечастного надзирания за каменщиками» также определились дворовые люди Максим Полежаев и Федор Угрюмое, «которые уже были в сей должности при строении каменной церкви в Крамской вотчине в селе Гнездилове и довольно насмотрелись, в чем что наблюдать должно» {Церковь Св. Дмитрия «Московского и Всея России Чудотворца царевича убиенного» была построена в 1784 г. по заказу князя Д.М. Голицына «под попечительством, руководством и повелениям» князя A.M. Голицына в усадьбе Гнездилово Дмитровской округи Орловского наместничества. Гнездилово было центром большой «Кроиской вотчины» Голицыных, которая также, как и Гжатская, принадлежало в 1780—1790-х гг. Д.М. Голицыну, но реально управлялась его двоюродным братом A.M. Голицыным. В письме к приказчику гжатского имения в 1788 г. Д.М. Голицын упоминал, что «кромской вотчины села Гнездилово каменная великолепная и освященная уже церковь богато снабжена как всякой пристойной утварью и ризницею и для построения которой кирпич, белый камень и известь, не находясь в наших дачах, получали из чужих да с платою денег, а иной привозили из Москвы». (РГАДА. Ф. 1263. Оп.1. Е.х. 6840). Дмитриевская церковь, спроектированная с подземным склепом, возможно, задумывалось Д.М. Голицыным в качестве собственной усыпальницы. Об особом значении храма для заказчика свидетельствует и освящение в честь тезоименитного князю святого. К сожалению, церковь, представлявшая по описаниям монументальное сооружение классицизма с колонными портиками, куполом и колокольней, была разрушено в советское время. Ее изображений найти не удалось.}. «Всяким вступившим к сему строению материалам» полагалось «вести порядочную и верную записку», для чего «имеет быть прислана за подписанием моим и печатью герба моего книга». Приказчику повелевалось о продвижении стройки «еженедельно через почту мне доносить». Дата окончания строительства неизвестна. В некоторых публикациях храм датируют 1791 г. {Смоленская область. Свод памятников… С. 32,385.}. По другим сведениям отделка церкви затянулось, и освящение произошло уже в XIX в. Экономические примечания 1799 г. как-то странно называют Самуйлово сельцом, церковь не упоминается вовсе, фигурируют только «деревянный господский дом и два каменных флигеля с садом». {РГАДА Ф.1355. Оп.1. Е.х.1466.}.
Ничего достоверно не ясно и о происхождении проекта Рождественской церкви. Проще всего выбор двухколоколенной композиции и возможной базиликальной структуры храма объяснить долгим пребыванием основного заказчика, Д.М. Голицына, в Европе, тем более в католической Вене, где подобные архитектурные решения выглядели привычнее. Голицын мог прислать оттуда готовый проект. Однако анализ архитектурных особенностей памятника позволяет предполагать его отечественное происхождение. Самуйловская церковь органично встраивается в ряд аналогичных сооружений русского классицизма, появившихся во многих усадьбах в 1770—1790-х гг., вслед за постройкой Троицкого собора Александро-Невского монастыря в Петербурге, послужившего для первых из них образцом. Это группа памятников не столь малочисленна, как принято считать, тем более с учетом утраченных. Она включает десятки зданий, разных по своему художественному уровню, планировкам и объемным формам, но связанных общей темой парных колоколен. Среди заказчиков таких церквей были высшие сановники государства — П.А. Румянцев, Н.И. Панин, З.Г. и И.Г. Чернышевы, А.Р. Воронцов, М.М. Измайлов, К.Г. Разумовский, М.П. Муромцев, П.В. Завадовский. Можно говорить о самостоятельном и ярком явлении русской архитектуры второй половины XVIII в., порожденном не только модой, исходившей от дворянской элиты, подвергшей ревизии традиционный образ православного храма.
Почетное место в этой линии русского храмостроения занимала церковь в голицынском Самуйлове. По общей композиции паперти, формам колоколен и разбивке фасадов памятник был близок к сохранившемуся до наших дней храму Сошествия Святого Духа в селе Шкинь возле Коломны. Его возвели в 1794 г. по заказу генерал-майора Г. И. Бибикова и, вероятно, по проекту московского архитектора Р.Р. Казакова {См: Памятники архитектуры Московской области. Под ред. Е.Н. Подъяпольской. Вып.3. М., 1999. С.120−121.}. Самуйловская церковь строилась в те же годы, и происхождение ее проекта можно связывать с той же московском архитектурной средой.
Обращение к двухбашенной типологии в церковных постройках Голицыных не было единичным. Среди других известных примеров — Спасская церковь в усадьбе Пехра-Яковлевское, возведенная A.M. Голицыным в 1777—1782 гг. Архитектура храма традиционно связывается с кругом проектов В.И. Баженова. Реализацию замысла приписывают К.И. Бланку, давнему знакомому князя. Скорее всего кому-то из московских архитекторов вице-канцлер заказывал проект и самуйловской церкви. Она лишь задумана была Д.М. Голицыным, а в конкретные формы идею облекал управлявший имением его двоюродный брат. Так что отмеченное сходство церквей в Самуйлове и Шкини может быть не случайным, а обусловленным участием архитекторов одного, так называемого «баженовско-казаковского круга», варьирующих в своем творчестве общие идеи и композиции. Это представляется логичнее, чем европейское происхождение проекта.
Рождественский храм был взорван немцами во время оккупации Смоленской области. Сегодня следует сожалеть не только об утрате незаурядного памятника классицизма, служившего украшением голицынской усадьбы, но и о его совершенной неизученности, можно сказать, потерянности для истории отечественной архитектуры. Это было произведение, выделяющееся на фоне усадебного архитектурного наследия, и, видимо, одно из лучших воплощений двухбашенной церковной типологии. Досадно, что в немногих публикациях, вспоминающих здание, о нем либо не приводится почти никаких сведений, либо даются ошибочные. Так, в своде памятников Смоленской области в качестве заказчика фигурирует несуществующий князь О.М. Голицын {Смоленская область. Свод памятников. С. 32.}.
Еще более запутанной представляется история другого голицынcкого храма, к счастью, сохранившегося до настоящего времени, Тем не менее его тоже можно считать в какой-то степени потерянным, поскольку реальное прошлое памятника забылось полностью, а имеющиеся архивные документы ошибочно связывали с другими, утраченными, постройками.
В селе Пречистом, что в 10 км от Самуйлова, стоит большой и монументальный храм Успения богородицы. Его мощный купол виден чуть ли не от стен самуйловского дворца и доминирует в окрестном открытом пространстве. Информация Свода памятников скупа — церковь построена в 1807 г. по заказу князя Дмитрия Михайловича Голицына. В 1841 г. возвели отдельно стоящую колокольню, сейчас несуществующую {Смоленская область. Свод памятников. С. 383.}. Уже в сочетании имени заказчика и даты настораживает хронологическое несовпадение — Д.М. Голицын скончался в 1793 г.,
Экономические примечания 1780-х гг. в числе владений князя Д.М. Голицына указывают «село Пречистое по обе стороны реки Гжать… в том селе церковь деревянная во имя Успения Пресвятые Богородицы с приделом Иоанна воина и две богадельни каменные, господский дом деревянный окруженный заливом из реки Гжати» {РГАДА Ф.1355. Оп.1. Е.х. 1467. Деревянный храм, последний раз перестраиваемый в 1852 г. сохранялся до 1970-х гг. В советское время он был переделан под школьное здание.}. И сейчас напротив церкви через дорогу существует круглый остров посреди запруды — видимо, на нем когда-то и стоял старый голицынский дом. Нынешний эклектичный дворец, сохранившийся в полуразрушенном виде, относится уже к 1890-м гг. Он построен гораздо ближе к церковной территории, в стороне от водных затей и пейзажного парка.
В 1799 г, в новом тексте Экономических примечаний зафиксированы происходившие в усадьбе перемены — «в селе Пречистом церковь деревянная во имя Пресвятой Богородицы с приделом Святого Иоанна Воина, вместо оной вновь строится каменная с двумя приделами, дом господский деревянный и два каменных флигеля… владение князь Дмитрия Михайловича Голицына, ныне состоит за действительным камергером князь Александром Михайловичем Голицыным» {РГАДА Ф.1355. Оп.1. Е.х. 1466}. Таким образом, Успенская церковь строилась уже в 1799 г., в период управления имением A.M. Голицына, а в 1807 г. вероятно была освящена. Уточнение датировки позволяет включить храм в контекст церковного строительства бывшего вице-канцлера и внимательнее отнестись к документам его архива. Среди них есть письмо архитектора Тома де Томона A.M. Голицыну с приложенным к нему ответом последнего (оба — на французском языке) {РГАДА Ф.1263. Оп.1. Е.х. 3476. Автор благодарит Л.Б. Сомову за помощь в переводе текста документа.}. Переписка привлекла внимание и тем, что относится к интересующему нас времени — она помечена апрелем 1800 г.
Этот краткий, в несколько строк, источник хорошо известен исследователям творчества выдающегося французского архитектора, связавшего свою судьбу с Россией {Тома деТомон был уроженцем швейцарского города Берна, однако детство и юность провел во Франции, куда переехала его семья. В Париже Томон получил архитектурное образование, так что с точки зрения принадлежности к определенной архитектурной школе, его с полным правом можно считать французом.}. Тома де Томон (1760−1813) давно входит в число крупнейших зодчих в истории отечественной архитектуры. Такие произведения мастера, как мавзолей «Супругу-благодетелю» в Павловске, ансамбль Биржи на стрелке Васильевского острова, дом А.Г. Лаволь в Петербурге и театр в Одессе признаны вершинами русской архитектуры александровской поры. Однако, в Россию Томон попал не сразу, почти половина его творческой жизни была связана с поисками заказов в Европе. В 1791 г. архитектор побывал в Вене, где был представлен русскому послу князю Д.М. Голицыну. Их знакомство имело продолжение. Спустя годы, уже поработавший по заказам Любомирских и Эстергази, но все еще жаждавший больших перспектив, Томон был приглашен в Россию племянником умершего к тому времени русского посла А.А. Голицыным (одним из владельцев Гжатской вотчины), служившим в Вене при русском посольстве. В январе 1799 г. с сопроводительным письмом князя к «дядюшке» A.M. Голицыну Томон приехал в Москву, а оттуда отправился прямо в Самуйлово, где пробыл около года. Об этом упоминается почти во всех монографических трудах об архитекторе.
Однако исследователи, зная упомянутую архивную переписку, по разному трактовали ее содержание. Так, Г. Д. Ощепков в своей монографии о Томоне писал, что он в это время что-то проектировал и строил в Алексияновском имении Голицыных {Ощепков Г. Д. Архитектор Томон: Материалы к изучению творчества. М., 1950. С .12.}. Гжатская вотчина действительно иногда в источниках XVIII в. называлось еще и Алексияновкой по одноименному селу (в 5 км к северо-западу от Самуйлова), вероятно бывшему центром имения в более давние времена. Ощепков собирался самостоятельно выехать в указанные места, однако этому помешал воина. Удалось выяснить только местоположение предполагаемой усадьбы — село Алексияновка (или Алексеевка) Гжатского района. После войны исследователем туда был послан запрос об имеющихся памятниках прошлого.
Ответ, увы, не оставлял надежд прояснить ситуацию с первыми русскими постройками Томона. Из Алексияновки написали, что никаких старых усадебных строений у них не имеется. С учетом страшных в этих местах военных разрушений Ощепкову оставалось констатировать гибель так и оставшихся неисследованными произведений зодчего.
Сегодня ясно, что избранный Г. Д. Ощепковым путь поиска изначально был ошибочен. Исследователь не разобрался с территориальным устройством обширной вотчины Голицыных. В Алексияновке, судя по всему, в конце XVIII в. не было барской усадьбы, и французский мастер ничего там не строил. Его пребывание в имении следует связывать с другими населенными пунктами в окрестностях Алексияновки. В.К. Шуйский, автор другой монографии о Томоне, посчитал таким местом само Самуйлово (Самойлово как он пишет). Основываясь все на том же источнике, он полагал, что именно в этой усадьбе архитектор «проектирует и строит небольшую одноглавую церковь Пречистой Богородицы», впоследствии утраченную {Шуйский В.К. Тома де Томон. Л., 1981. С. 14−15.}. Не акцентируя внимания на этом моменте в биографии своего героя, Шуйский в конце 1800 г. «увозит» Томона в Петербург и переходит к характеристике его творчества в столице.
О церкви в Самуйлове выше уже говорилось. Она строилась раньше, у нее не один купол, как у упоминаемого в письме храма, да и посвящение иное. Вообще трудно понять, во имя какой иконы или праздника освящен храм, именуемый в процитированном переводе «Пречистой Богородицы». Ясно, что речь скорее всего идет не о самуйловской Рождественской церкви. Но Шуйский посчитал иначе, а поскольку ни сам храм, ни его проектные чертежи не сохранились, дальнейшее выяснение вопроса было для него не принципиальным.
При знакомстве автора этих строк с подлинником пресловутого письма стало очевидно, что все досадные недоразумения возникли не столько даже вследствие неточного перевода с французского, сколько от незнания самого объекта повествования — имения Голицыных. Ведь кроме Самуйлово с его дворцом о строительной деятельности владельцев в масштабах всего имения ничего не было известно. Между тем текст письма Томона А.М. Голицыну все объясняет предельно четко: «Имею честь отравить Вашему Сиятельству рисунки церкви в Пречистом, которую заказал господин князь Борис Голицын {Имеется в виду князь Борис Андреевич Голицын (племянник бывшего вице-канцлера), один из официальных владельцев Гжатского имения. Вероятно, он также принимал участие в обустройстве усадьбы в Пречистом, не случайно архитектор называет его заказчиком строившегося храма. Однако, тот факт, что отчет о ходе стройки и предложения по изменению проекта отправляются к A.M. Голицыну позволяет именно последнего считать основным руководителем процесса.}, добавив выписки материалов, которые могут потребоваться для продолжения этого строительства, которое так хорошо началось». Архитектор также прилагает новый рисунок купола (увы, никаких рисунков в деле не имеется), так как прежний по его мнению не слишком удачен. Письмо отправлено 20 апреля 1800 г. из села Самуйлова. Князь Голицын 26 апреля любезно отвечает из Москвы, что получил письмо и рисунки церкви, «которую мы обсуждаем, а также список материалов, потребных для строительства». «Я также получил ваш рисунок, — пишет вице-канцлер, — который предназначен вами для меня и я сохраняю за собой право выразить вам огромную признательность, желая вас как можно быстрое увидеть». Из этого следует, что первой работой Тома де Томона в России были не мифические исчезнувшие постройки в Алексияновке или в Самуйлове, а вполне реальная и, к счастью, сохранившаяся Успенская церковь в селе Пречистом. Почему никто из прежде занимавшихся этим вопросом ученых не обратил внимания на этот памятник, заметный во всех отношениях, не очень понятно.
Центрический храм в плане описывает почти круг, в объемной же композиции доминирует равноконечный крест, из которого вырастает грузная ротонда с полусферой низкого купола {Памятник неплохо сохранился. В последние годы проведена его реставрация которая, к сожалению, не отличается хорошим качеством. К существенным искажениям архитектуры храма привело изменение формы купола и крыш над пониженными угловыми объемами. Купол, прежде завершенный плавной дугой полусферы, сейчас получил более грубые и резкие очертания. К тому же его не красит обшивка оцинкованным железом.}. С ней удачно взаимодействуют пониженные дуговые объемы между ветвями креста, завершенные красиво изогнутой линией кровли. Храм предельно лаконичен и общими массами, и убранством фасадов. Его почти скульптурный объем, скомпонованный из четких геометрических тел, предвосхищает архитектуру ампира начала XIX в., любящего строгую, лапидарную эстетику. Можно найти в облике храма и влияние французской «мегаломании» 1770−1790-х гг., увлечения которой не избежал и Тома де Томон, учившийся во Франции у К.Н. Леду. Гладкие стенные поверхности под треугольными фронтонами не скрыты привычными колоннами, а напротив, служат средством художественного эффекта, наделяя здание суровым, почти героическим характером. Монолитность объема подчеркнута входными порталами, напряженно врезанными в каменную плоть.
Успенская церковь, отмеченная высокими достоинствами, отражает наметившееся в архитектуре рубежа
Обнаружилось, что почти точная копия Успенской церкви уцелела в белорусском городе Славгороде (бывшем Пропойске) Могилевской области. Древний город Пропойск был пожалован вице-канцлеру Голицыну в 1772 г., вскоре после вхождения этих польских территорий в состав Российской империи. Пропойское имение приносило владельцу неплохой доход и было им особенно опекаемо. Князь часто сюда наведывался, обустраивал дворец (он не сохранился), перевез в него многие художественные ценности. Им же в 1791—1793 гг. недалеко от Замковой горы была построена церковь Рождества Богородицы с отдельно стоящей колокольней {См: Чантурия В.А. Памятники архитектуры и градостроительства Белоруссии. Мн. 1986. С. 221,223; Кулагiн A.M. Проваслауныя хромы на Белорусi. Энцыклахпедычны доведнiк. Мн. 2001. С. 182−183.}.
Сохранилось письмо A.M. Голицына управителю от 17 апреля 1791 г., в котором он перед началом строительства размышляет о местоположении храма. Принятое поначалу решение им самим было отменено. «Прежде назначенное место хотя по положению и выше последнего, — пишет он, — но теснее и со въезду из Могилева за другим деревянным строением низу церкви и колокольни будет не видно, а только тогда, когда по лежащей мимо оной дороги к ней подъедешь. Главное же неудобство, что церковь к площади будет одним алтарем, а боковых фасадов оной будет не видно, что я и почитаю великим неудобством, понеже чрез то вся красота церкви скрыта будет» {РГАДА. Ф.196. Оп.3. Е.х.1081}. Любопытно, что строил церковь подрядчик Лука Никитин, тот, что тремя годами раньше подрядился сооружать Рождественскую церковь в Самуйлове.
С первого взгляда, но церковь в Пропойске ясно, что она воспроизводит с небольшими изменениями тот же проект, что и пречистенский храм. Правда, с учетом более ранней даты Рождественской церкви ее стоит считать не копией последнего, а его прототипом. Два памятника идентичны во всем, кроме формы купола и барабана под ним. В Пропойске над средокрестием поднимается квадратный объем со срезанными углами, почти восьмерик, замененный в Пречистом на ротонду. Возвращаясь к письму Томона, следует именно эту замену считать творческим вкладом француза в архитектурный облик порученного ему объекта. Сам проект, учитывая дату пропойской церкви, Томону принадлежать не мог, но нельзя не признать, что он существенно его улучшил. Успенская церковь вышла удачнее своей предшественницы. Дублирующие друг друга скругления верха и низа придали зданию цельность и пластичность, отчего общая композиция только выиграла. Во многом благодаря смелому сочетанию кубических и цилиндрических объемов, здание приобрело почти ампирный образ, отличающий его от церкви в Пропойске. Там из-за обилия углов и плоских граней все получилось однообразнее и суше. Памятник еще всецело связан с екатерининским «палладианским» классицизмом 1780−1790-х гг., экспериментаторским, порой смелым, но не всегда убедительным в композициях. В качестве возможного автора проекта Рождественской церкви называлось имя Н.А. Львова {Кулагiн A.M. Указ. Соч. С. 182.}. Можно также указать на близость к церковным проектам и постройкам Д. Кваренги. Для него характерен мотив тяжелых по пропорциям угловатых купольных завершений. Никаких документальных подтверждений обоим предположениям нет, но стилистика храма вполне укладывается в творчество и того и другого.
В статье были рассмотрены лишь несколько памятников, относящихся к архитектурным заказам князя A.M. Голицына. Масштабы его усадебного строительства в разных губерниях гораздо шире представленных здесь примеров Это означает, что целый ряд произведений архитектуры, сохранившихся и утраченных, еще не вписаны в контекст ни этого локального явления, ни более широкой панорамы русской архитектуры конца XVIII в. Только через объединение разрозненных, потерявших свое прошлое памятников в рамках изучения архитектурной деятельности общего заказчика возможна их идентификация, как в случае с храмами в Самуйлове и Пречистом. Реконструированная на архивном материале история последних позволяет акцентировать следующие моменты. Оба храма связаны с архитектурными инициативами выдающихся людей своего времени — Д.М. и А.М. Голицыных, просвещенных сановников, европейски образованных, обладавших колоссальными возможностями для привлечения мастеров высокого уровня. Обе церкви входили в ансамбль одного имения, представлявшего в прошлом единый архитектурно-ландшафтный комплекс со своей иерархией построек и доминантами, главенствующими в пейзаже. Наконец, их архитектура представляет оригинальные вариации наиболее интересных в тогдашнем храмостроении композиций — т.н. «двухбашенной» и центрической. Небольшая разница во времена строительства двух памятников сказалась в их стилистике, отразившей эволюцию классицизма в России. Если самуйловскоя церковь принадлежит к последним отзвукам раннего «профранцузского» варианта стиля, то пречистенская уже несет черты зарождавшегося на рубеже веков ампира. Также немаловажным представляется выяснение роли выдающегося архитектора Тома де Томона в судьбе одного из памятников.
А. В. Чекмарев
«Русская усадьба», выпуск № 10 (26),
сборник Общества изучения русской усадьбы, 2004 год